Драббл возник из диалога в тви про сиськи Гейдриха, не связан с другими работами по этой теме и существует в вакууме


У Риббентропов всегда были самые роскошные вечера. Лина называла это - соответствовать положению. Райнхард назвал это - выебываться. Риббентропы вообще выебывались дохуя и по любому поводу. Ну какому такому ебучему положению надо соответствовать, скажите на милость, чтоб тратить деньги на такое количества говна? Нет, Райнхард любил вкусно поесть, и умел насладиться трапезой, но не видел никакого смысла в том, чтобы оплачивать качественный просер хуевой прорве гостей.

читать дальшеЛина мягко сжала его локоть, очевидно, заметив тень, набежавшую на лицо, и превратившую его в маску смерти.

- Говорят, где-то здесь бродит фюрер, - доверительно сообщила она, обдав шею мужа тёплым, слегка кисловатым от шампанского дыханием. - Будет грустно, если ты попадёшься ему на глаза таким.

- Хуже то, что где-то здесь совершенно точно, а не по слухам, бродит Риббенсноб, - Райнхард криво ухмыльнулся, стараясь выдать желчь за шутку, - и вот если я ему попадусь на глаза, вот это будет пи...

- Пир удался на славу, вы так не считаете, Линнхен?

Райнхард зажмурился и мысленно сосчитал до десяти. До десяти мёртвых Риббентропов. Один мертвый мудак, два мёртвых мудака, три... Эта отвратительная мудацкая рожа, напялившая на себя свою вечную шикарную улыбочку, стояла чуть левее них, лениво крутя красивыми пальцами ножку бокала с шампанским. И ждала. Рожа все слышала, с первого до последнего слова. И, что хуже всего, рожа слышала кое-что такое, что ей слышать не полагалось. И знала, тварь, что при скоплении людей ей ни хуя не сделается. Да и не при скоплении, в общем-то...

Между тем, тварь подхватила его под локоть и потащила в самую гущу толпы, не забывая прикладываться к бокальчику и расшаркиваться с гостями. Толпень расступалась. То ли не хотела случайно коснуться мерзкого презираемого существа, то ли пугалась перекошеной гейдриховской рожи.

- Честно говоря, - сказала рожа, - я не думал, что вы все же придёте.

- Не имел такого желания, - Райнхард рванулся, но Риббентроп оказался крепким мужиком, и хватка только усилилась: не драться же при всех из-за этого.

- Очень рад, что Линнхен удалось вас уговорить.

- Не думаю, что вам стоит так её называть.

- Не думаю, что у вас есть право голоса в этом вопросе, - Риббентроп коротко хохотнул, обозначая шутку, и вырулил куда-то в район заднего двора, где людей не оказалось вовсе. - Преимущество большого дома заключается в том, что даже при большом скоплении людей всегда найдётся место, где можно уединиться. Здесь у нас бассейн.

- Послушайте, - Райнхард снова досчитал до десяти и решительно снял с себя руку Риббентропа. - Мне глубоко наплевать на преимущества вашего дома, и на вас тоже. Я здесь только потому, что виноват перед женой, и уеду сразу же, как появится возможность. Я...

- Если б вам было плевать, вы бы не злились так.

- Чего?

- Когда людям плевать, они не злятся, - терпеливо повторил Риббентроп. - Я... Вообще-то я не хотел вас обидеть, правда. Райнхард, я...

Риббентроп качнулся с пятки на носок и нервно закусил губу, подбирая слова. Его красивое лицо вряд ли могло бы стать ещё красивее, чем в этот момент, но, конечно, могло случиться всякое. Судя по всему, Риббентроп собирался извиниться, а это значит, что в скором времени посреди лета должен пойти снег. Приготовившись стать первым человеком, перед которым извинился Риббенсноб, Райнхард принял более спокойный вид. И тут, как говорится, ебануло.

- Вы мне давно нравитесь, вот и...

- Чего?

- У вас весьма скудный словарный запас, как оказалось, - сухо и немного нервно заметил Риббентроп, выглядевший теперь так, будто собрался кинуться в штыковую. - Вы вообще... Я считаю вас очень красивым человеком, красивым мужчиной. В тот раз меня немного развезло...

- Немного?! - взвизгнул Райнхард. - Вы при куче народу схватили меня за жопу и заявили, что корма у меня, что надо! Если бы фюрер в вас не нуждался, я застрелил бы вас, как собаку!

- Вот это вы тоже очень мило делаете, - неожиданно улыбнулся Риббентроп.

- Что?!

- Орете, говорю, мило.

Райнхард осознал, что хватает ртом воздух, не в силах подобрать слова. Даже матерные.

Тот приём он запомнил на всю жизнь, это точно. Риббенсноб вывалился откуда-то сзади, облапил его своими изящными ручками и сообщил, изысканно посмеиваясь, что задница у Гейдриха - всем задницам задница, и что если б у всех жён были такие жопы, мужья б им никогда в жизни не изменяли бы. Народ тогда как охуел, так и не выхуел, факт. Но к причудам этой семейки привыкли, и потому на риббентропьи хиханьки отовсюду тут же полетели хаханьки. Ждали месива, наверное, и, не дождавшись, решили милостиво обернуть все в шутку. Ощущая, как по спине ползёт мерзкая капля холодного пота от отвращения и ненависти к самому себе, Райнхард не сразу заметил, что Риббентроп поднял руки выше, зато "о, сисечки, какие славные" услышал прекрасно. Как и все остальные. "Не обращайте внимания, господин Риббентроп был в Канаде, а все мы знаем, что изюминка канадцев заразна приблизительно как триппер", - Райнхард слышал свой голос как бы со стороны. Тогда все облегчённо рассмеялись, Риббентропа кто-то куда-то унёс, Райнхард уехал. Каждую секунду с того момента помнил, как хихикали люди, пока этот говнюк, этот действительно охуенно красивый говнюк измывался над ним.

- Я не хочу обсуждать это с вами, - Райнхард вернул самообладание и скрестил руки на груди. - Вы унизили меня публично. Считайте, что тот факт, что вы набрались и признались в этом, спас вам жизнь. Что до остального... Не делайте себе хуже, не лгите мне. Вы должны знать, мне нельзя солгать.

Это был слух, конечно, но интуиция действительно подводила его крайне редко. Риббентроп махнул головой и снова принялся жевать губу. Как издевается, ну что ты будешь делать...

- Ну я же вижу, как вы на меня смотрите. Значит, вы не против в принципе, а конкретно против меня? Почему?

- Потому что вы сноб и лжец, вы кичитесь деньгами, которых не заслужили, и унижаете честных людей при каждом удобном случае, вот, почему.

Риббентроп неожиданно рассмеялся и в два шага преодолел разделявшее их расстояние. Смотреть на него сверху вниз было приятно. Быть над ним было приятно.

- Я что-то не припомню, чтобы все вышеперечисленное когда-либо мешало людям трахаться. Я не унижал вас и никогда не имел такой цели. Я уже сказал вам. Я считаю вас красивым. И то, что я сказал тогда, я действительно думал. А люди... Я их не видел, я видел только вас, и я говорил только с вами. Это был комплимент. Пьяный и мерзкий, но тем не менее.

Райнхард тяжело вздохнул. В это довольно трудно было поверить, но мерзавец не врал. Во всяком случае, он действительно верил в то, о чем говорил, а это почти то же самое. Райнхард начинал понимать, почему фюрер держит его при себе. У Риббентропа было невероятное чутье на людей. Если бы Райнхард был таким, как о нем говорят, Риббентропа вынесли бы отсюда вперед ногами прямиком в комфортабельный лагерь для ему подобных, и никакая семья и дети ему не помогли бы. Но, зная Райнхарда только издалека, по слухам и рассказам, он безошибочно понял, что с ним так можно. Это бесило. Но сделать с этим ничего уже было нельзя.

- Если это действительно был подкат, то он был достаточно мерзким для того, чтобы послать вас на хуй, - мстительно проговорил Райнхард. - Хорошего вечера.

- Нет, это был шотландский вискарь, а подкат - вот.

Красивое лицо Риббентропа оказалось очень близко. Настолько близко, что их дыхание смешалось. Райнхард сделал шаг назад, и сразу же ощутил на талии цепкие пальцы.

- Вы стреляете в зеркала, потому что вы себя ненавидите. Я считаю, что такое произведение искусства портить нельзя. Если бы я мог спасти хотя бы одно ваше отражение, я всегда носил бы его с собой, и оно хранило бы меня от бед, ибо красота вечна, и только в ней наше спасение.

Риббентроп отступил, наслаждаясь произведённым эффектом. Райнхард ожидал поцелуя, даже приготовился к нему, правда, не успев решить, ответит он или отгрызет твари ебальник. Но вместо этого ему пришлось слопать порцию сиропа с соплями, и Райнхард ощущал себя фигурально выебанным.

- Допустим, - ухмыльнулся он, признавая упорство гада. - Но я все ещё считаю вас мудаком.

- Это даже хорошо, - Риббентроп тонко улыбнулся и, наконец, поставил бокал на постамент какой-то статуи. - Вы, знаете ли, тоже редкостный мудак. Но, черт побери, невероятно красивый. Позвольте, я покажу вам бассейн?